Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции - Мария Александровна Филимонова
Глава 10. Экзотический Другой: Россия
Интересно проследить те источники, из которых исходил американский образ России. Определить их с точностью невозможно, но ясно, что по большей части они случайны. Так, присутствие Новой Земли в ряду известных американцам русских топонимов, возможно, объясняется тем, что данный географический объект встречается в поэзии А. Поупа. В одном случае упоминание Новой Земли приведено с прямой отсылкой к поэме Поупа «Опыт о человеке»[974]. Весьма вероятно, что на восприятие России влиял также весьма популярный в Америке Монтескье. В «Духе законов» просветитель создает образ «европейской России», причем изначально европейской. Петровские реформы были лишь возвращением России к ее истинной природе: «Петр I сообщил европейские нравы и обычаи европейскому народу»[975]. «Дух законов» использовался в Америке XVIII в. как стандартный учебник для юристов, следовательно, среди образованной элиты был известен очень широко.
Иным было восприятие тех американцев, которые посетили Россию в во второй половине XVIII в. Интересным источником являются письма и отчеты членов дипломатической миссии Ф. Дейны в Санкт-Петербурге (1780–1783). Отъезжая в Россию, Дейна получил от президента Конгресса отдельное поручение собрать сведения «об истории, нравах, революциях, мануфактурах, искусствах, доходах, гражданских и военных установлениях России»[976]. Но посланник не выполнил инструкций[977]. Сведения Дейны и других сотрудников миссии о стране пребывания были по необходимости ограничены: никто из них не выезжал за пределы русской столицы и никто из них не знал русского языка. Н.Н. Болховитинов отмечает, что Ф. Дэйна жил в Петербурге, почти не контактируя с русским обществом[978]. Впрочем, секретарь и переводчик Дж.К. Адамс, в отличие от главы миссии, по крайней мере, знал французский и теоретически мог общаться с образованными русскими. При анализе его писем очевидно, что по меньшей мере часть сообщаемых сведений исходила от русских информантов. В одном письме, рассказывая историю крепостного, выкупившегося на свободу за баснословные 450 тыс. рублей, Дж.К. Адамс прямо указывает, что сам встречался с этим человеком[979]. С кем мог разговаривать в Петербурге молодой американец? Без сомнения, его собеседниками были люди из образованных слоев общества: Дж.К. Адамс знал французский язык, но не русский. Едва ли провинциалы: секретарь Дейны безвыездно пребывал в российской столице. Возможно – люди, в той или иной мере разделявшие с гостем из США общий набор ценностей и стереотипных концепций Просвещения. Интерес императрицы к французской философии, ее переписка с Дидро и Вольтером не могли не способствовать усвоению просвещенческой культуры в России.
Также следует отметить некоторое отличие между взглядом на Россию из Франции или Великобритании и ее же восприятием в США. Америка, в отличие от упомянутых двух великих держав, была лишь периферией европейской цивилизации. Образы США и России, если смотреть на них из Франции, имели много общего. Как и Россия, для культурного центра Европы Америка представала парадоксальным сочетанием быстрого развития и дикости. Как и Россия, Америка часто представала неразвитой, неполноценной. Так, знаменитый естествоиспытатель Бюффон сомневался, что на американском континенте могут быть останки ископаемых животных[980], а современную американскую фауну считал заведомо неполноценной по сравнению с европейской. Соответственно, американский взгляд на Россию – взгляд с периферии – был заведомо менее высокомерным, чем европейский.
Упоминания о России в текстах Американской революции относительно редки. Однако контент-анализ позволяет определить пики интереса к России. Для этой цели, как и при исследовании образа Франции, использован корпус писем делегатов Континентального конгресса в 26 томах[981]. В 1774 г. Россия упоминается в письмах делегатов лишь однажды. В 1775 г. встречаются уже 4 упоминания (а также 3 раза встречается прилагательное Russian). Но уже в 1776 г. число употреблений топонима Russia возрастает до 19; прилагательное Russian встречается 8 раз. Пик интереса к России падает на 1781 год: 51 упоминание топонима Russia, 3 раза – прилагательного Russian; 15 раз – топонима St. Petersburg. По окончании Войны за независимость заинтересованность американцев резко снижается. В 1784 г. термин Russia попадает в письма делегатов Конгресса 15 раз, в 1785 г. – 5 раз, в 1786 г. – ни разу[982].
Легко проследить связь между частотой упоминаний о России в письмах конгрессменов и изменениями международной обстановки. Так, пик упоминаний в 1781 г. определяется созданием по инициативе Екатерины II лиги вооруженного нейтралитета, а также предложением русского посредничества в англо-американском конфликте. В то это же время в Петербурге находилась миссия Дейны.
Названия отдельных регионов России встречаются в письмах делегатов крайне редко и слабо коррелируют с политической обстановкой. В корпусе писем есть лишь одно упоминание о Сибири (Siberia) – в 1777 г. Чуть более часто говорилось о Крыме (Crimea), который, правда, в это время еще сохранял формальную независимость. Этот топоним попадается по одному разу – в 1777 и 1783 гг. Москва не упоминается вообще. Один раз встречается прилагательное «московитский» (Muscovite) в сочетании «Venetian or Muscovite Talc» (связанном со слюдой-мусковитом). Нет также поминаний о других русских городах, российских оронимов или гидронимов. В 1782 г. есть единичное упоминание архипелага Новая Земля (Nova Zembla).
Основные контексты, в которые включен топоним Russia, следующие: Empress of Russia; Russia and Turkey (вариант: Russians and Turcs); Russian duck (разновидность парусины). Они подчеркнуто нейтральны.
В целом, Россия оставалась для американцев почти что terra incognita. Характерно отсутствие устойчивой терминологии для передачи русских реалий. Так, например, Екатерина II чаще всего фигурирует как Empress of Russia, Catherine or Russia. Но встречаются и попытки передать ее официальный титул «императрицы всея Руси» (Empress of all the Russias). Есть и совсем уж странные для русского слуха варианты, вроде Empress Queen of Russia или даже Queen Catharine. Известия из России приходили нерегулярно и с грандиозной задержкой. Так, о важном для себя решении Екатерины II не посылать помощь англичанам американский Конгресс узнал с опозданием на четыре года!
В то же время ни отдаленность России, ни слабое знакомство с ней не мешали американцам ассоциировать с далекой империей вполне определенные образы.
Общий образ России складывался из следующих четко выделяемых элементов:
• Россия – это далеко;
• Россия – это меха и парусина;
• Россия – это великая держава;
• Россия – это деспотизм;
• Россия – это угроза;
• Россия – это друг.
Также четко выделяются различные составляющие образа, одни из
